Радиопьеса

[Sidorov]

Интересное у вас радио. А как вы тексты с него записываете? На магнитофон или по памяти?
Эпоха радио достигла своего расцвета в 1930-е годы. Затем пришла эра телевидения. Сегодня - интернета.
А до электронных СМИ были (и есть) газеты. Правда был еще и телеграф. Телеграфные агентства новостей появились еще в старом добром ХIX веке

"Для нас из всех искусств важнейшим является радио"- говаривал бывший начальник охраны. А я с детства помню --то ли в кине "Серёжа"
Данелии 60 года увидел, то ли просто мечта старших братьев в память запала -- O ремесленном в областном центре с собственной кроватью в общаге и радио на тумбочке. Как только сам зарабатывать начал, так приёмники и покупаю, разные, главное чтобы диапозон КВ был, тогда и из-за бугра помехи слышны.
А записываю я карандашом, здесь главное всегда наготове его держать, очИненным, ну и бумага ясно дело.

[Nikita]

Как быть, когда дух
уныния наполняет тебя
словно колдовство?

Колдовство - действие, а тут нужна материя. Может, "словно ядовитое зелье"?

Что делать в разгар осени
когда воздух пахнет дымом,
и порохом, и поцелуями?

Образы хороши, "разгар осени" нехорош.

Что делать? Что сделать? Вопросы
на-удачу, которая
уже поделила счастья.

Звучит не по-русски, а тут должно быть крещендо.

[Sidorov]

Не возражаю, слабовато, да и где талантишку-то взять?
И мне не нравится колдовство. В оригинале "спёртый, плохой воздух (дух, атмосфера) или даже "дурное расположения духа" обволакивают именно как "заколдованность, чары".
короче цепенеешь от него, сковывает оно тебя, было бы правильно, чую.
"Разгар" выкинуть, правильно. Может просто осенью, или поздней осенью. А насчёт последней строфы,
нерусскость может должна чуток слышаться? дословно:
вопросы заданы случаю,(удаче, везению и т.д.), у которого (ой) уже есть поделённые счастья. (Уже поделила, без нашего участия.)

[Nikita]

М.б., так:

Как быть, когда пленён
духом уныния и
цепенеешь в его оковах?

Что делать? Что сделать?
Вопросы судьбе, которая
уже предназначила каждому его жребий.

[Austin Hunter]

Так правда хорошо. Особенно о судьбе, "которая
уже предназначила каждому его жребий".
Нет, правда, супер. Как хоки и танки.

[Sidorov]

М.б., так:

Как быть, когда пленён
духом уныния и
цепенеешь в его оковах?

Что делать? Что сделать?
Вопросы судьбе, которая
уже предназначила каждому его жребий.

Хорошо, у Вас получается, как надо. Одно сомнение: Судьба это уж очень по-русски, а автора ведь Хосе зовут.
Хотя это наверное мои заморочки, не верю в судьбу. А слово жребий красивое.
А сегодня Кристина из Буенос-Айреса расстраивалась по поводу непонимания японского языка:

Дети Вавилона.

Бог спит
и во сне бормочет.
Мы слова того Бога
запутавшегося,
который в вечном одиночестве
разговаривает сам с собой

[Trivia]

///

[Nikita]

Одно сомнение: Судьба это уж очень по-русски, а автора ведь Хосе зовут.
Хотя это наверное мои заморочки, не верю в судьбу. А слово жребий красивое.

Это трудно, я не спец в испанском менталитете. Но вот что попалось - во-первых, о специфике русской "судьбы" в отличие от англ. fate:
Судьба. Fate.
Even though the Russian term sud’ba is customarily rendered into English as ‘fate’, these are two basically different concepts. Sud’ba does not contain within itself chance, coincidence, risk, just as ‘fate’ is not connected with the meaning to ‘judge’, to ‘judge beforehand’. ‘Fate’, even that which is personified and situated beyond the subject, leaves to the subject its own peculiar ‘free will’; it can, for example ‘be either provoked or not, or it can be opposed, whereas sud’ba does not take this kind of ‘will’ into consideration: one must subordinate himself to it, accept it with humility – pokorit’sya. It is here, in the relation to ‘free will’ towards sud’ba / fate – that lies among others, the basic difference in attitudes of Orthodoxy and Catholicism, the Russian attitude and the Western attitude.
Even more, sud’ba is as if pre-established, it embraces the whole of human life, and therefore it can be interpreted as (in a general outline) a fixed way of life. Being understood as a ‘divine providence’ it contains in itself a ‘higher meaning’, it becomes the ‘experience of man’, and consequently leads to the justification and acceptance both of all kinds of misfortunes (including historical calamities) as well as acts (compare a proverbial sympathy of the Russian people for criminals and convicts). On the other hand, the attempt to change one’s fate is looked upon not too favourably. Certainly not without good reason, with such understanding of sud’ba all attempts of opposing it must be associated with an iconoclastic attitude; and generally this is the case. It certainly is not by accident that all historical revolts in Russia together with the October Revolution, on the one hand, activated just such attitude and anti-religious acts, and were carried out under the slogans of holy missions, on the other hand.
So, when it is said in various discourses sud’by Rossii or puti Rossii, the talk is not only of history, but rather, above all, of the ‘destiny – the mission’ of Russia and it is there that the contents of this mystical ‘destiny’ is sought (Faryno, 1995, p.108-109).
http://philologos.narod.ru/ling/karasik.htm

[Nikita]

А во-вторых, чуть про русское и испанское понимание:
Продолжая сопоставление ядерных структур сознания, отметим, что в русском отсутствует зона Poder «сила, могущество, власть». В испанском же она связана со «свободой» и «необходимостью». Развитость этой зоны и разнообразие наполняющих ее концептов (fuerza «сила», importante «важный», dif?cil «трудный») опять-таки свидетельствует об активной настроенности сознания, а «обман», «иллюзия» (mentira, ilusi?n) возникают как следствие восприятия осуществленного, но не давшего ожидаемого результата активного действия.
Жизнь, как удачно выразилась Н.Д. Арутюнова [1998: 617-631], анализируя концепт «судьбы», феномен онтологический, — она есть, а Poder, — продолжим мы ее мысль, — концепт, исторически сложившийся в сознании людей и основанный на ощущении, что ход и исход нашей жизни зависят в известной степени и от нас самих (а не только от сценария, уготованного для нас судьбой). В другой своей работе, говоря о призвании, которое может чувствовать любой человек и которое он должен либо принять, либо отвергнуть (ср. оппозиции в зоне Poder: libertad — necesidad, libre — necesario), Н.Д. Арутюнова приводит слова Ортеги-и-Гассета: «Снижение, деградация жизни — вот судьба того, кто отказался быть тем, чем он призван быть. Его подлинное существо, однако, не умирает: оно становится тенью, призраком, который постоянно напоминает ему его значение, заставляет его чувствовать свою вину и показывает его падение. Он — выживший самоубийца» [Арутюнова 1996: 61-90] («Восстание масс». — Вопросы философии. 1989. стр. 177). Это активное отношение к жизни и судьбе не является доминантой русского менталитета. Например, герои Достоевского всегда действуют не контролируемым для их сознания образом, как будто они сами пассивны, а за них действует кто-то другой или что-то другое, какая-то другая сила. В этом — не раз отмечавшаяся исследователями особенность русского национального характера: не человек, не активные действия человека осмысляются в качестве причины изменений, а некая сила вне человека, стихия, которая управляет его поступками и решениями.
http://www.iling-ran.ru/library/psyling ... .html#lit2

[Austin Hunter]

Ааа... Поэтому и нужен был хороший административный пинок...