Есть хаос – есть постмодернизм
http://www.lgz.ru/article/18227/
есть хаос – есть постмодернизм, нет хаоса – нет постмодернизма.
…Легко понять многочисленных почитателей несчастного Венички: и алкоголическую «поэму» он написал развесёлую, и её симпатичного автора жалко до слёз. Но эту книжку нельзя расценивать как постмодернистскую по одной простой причине: в ней нет хаоса. А хаос есть главный конститутивный признак постмодернизма. В книжке В. Ерофеева нет хаоса, стало быть, нет и постмодернизма. Откуда в ней взяться хаосу? В ней всё ясно как божий день: наливай да пей.
«Стиль — это человек», — сказал Бюффон. Допустим, он был прав. Какое отношение имеет стиль к «Ч. и П.»? Самое прямое. У Пелевина есть стиль. Это стиль школьного сочинения «Как я провел лето». Автору не мешало бы поучиться у Обломова, которого Гончаров заставил мучаться из-за составляемого письма, потому что в нем выходило «два раза сряду что, а там два раза который». Чтобы стать писателем, недостаточно просто знать слова, а Пелевин и слов-то, прямо скажем, знает совсем не много. И скудость его словарного запаса легче всего показать на примере глагола «быть», которым кишат страницы романа. Иначе как с его помощью автор, видимо, не в состоянии осуществлять процедуру описания. Вот абзац, состоящий всего из трех предложений:
«У нее была длинная серебряная рукоять, покрытая резьбой, — на ней были изображены две птицы, между котороми был круг с сидящим в нем зайцем. Рукоять кончалась нефритовым набалдашником, к которому был привязан короткий толстый шнур витого шелка с лиловой кистью на конце. Перед рукояткой была круглая горда из черного железа, сверкающее лезвие было длинным и чуть изогнутым — собственно, это была даже не шашка» (стр. 91-92) (1).
И это не исключение, а правило. Плюс ко всему невероятное количество главного глагола во всем его разнообразии напрочь опровергает заявление автора о том, что «действие романа происходит в абсолютной пустоте». Но так, наверное, было задумано, ведь он — сама парадоксальность.
Примитивность языка еще отчетливее становится на фоне философской и прочей терминологии, знакомой Пелевину на уровне фонетической оболочки. И примитивность эта — не концептуальна (случай Пригова), а естественна, автор ее и не замечает, увлеченный полетом фантазии. Для изображения перемены внутреннего состояния героя Пелевин использует не что иное, как клише, а, точнее, оно использует Пелевина:
Неплохое выражение идеи произведений Пелевина._Fedor писал(а): Этап взросления разума который начинает думать сам, а не через авторитеты.
Как тут не вспомнить Шурика с часовней.Но что же их объединяет? Не только тот социальный хаос, в котором они писали свои романы. Их роднит собственное участие в его создании. Разумеется, они это делали своими, художественными, средствами. Следует отдать им должное: свой вклад в разрушение духовных устоев нашего общества они, вне всякого сомнения, внесли.
"Незрелые читательские умы" имеют возможность зреть на иных произведениях. А если они увидели у Пелевина что-то, чего не увидел автор, это не повод называть их незрелыми.Более того, они вносят его до сих пор, поскольку, с одной стороны, их романы продолжают разрушительно воздействовать на незрелые читательские умы, а с другой стороны, они, надо полагать, и до сих пор будоражат молодые творческие умы.
– приоритет формы (языка) над содержанием;
– хаотизация представлений о мире.
Вернуться в Обсуждение материалов предыдущих номеров "Литературной газеты"
Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 1