Сергей Наймушин » 10 апр 2012, 17:42
(Музей Родена в Париже. Ночь. Паучок на невидимой паутинке спускается Мыслителю на нос. Тот скашивает на него глаза, потом резко и шумно выдыхает через нос воздух. Паучок спешно поднимается по своей паутинке вверх. Мыслитель) «Письмо будет. От кого только? Разве что от Дискобола? А может, от Дорифора? Или Давида? Во всяком случае, ни от одной из богинь. Богини мне писем не пишут. И дёрнул же чёрт папашу Родена сделать меня Мыслителем! Ведь хотел же Поэтом. То-то было бы писем! Впрочем, и Дорифор с Дискоболом едва ли сильно грамотны, а Давидовых древнееврейских каракулей я и вовсе не разберу, я же не какой-нибудь там архиучёный немецкий философ… Вот!.. Вот в этом-то весь вопрос! Им троим хорошо: двое греки, один еврей – а я кто?! Мыслитель!.. Это с таким-то торсом?! Музы не терпят подобострастных взглядов снизу вверх, равно как и снисходительных сверху вниз. Музы любят беседовать на равных. Поэт должен говорить правду. Однако правду знает один лишь Господь Бог. Следовательно, задача поэта – хотя бы не лгать. Это и есть то игольное ухо, сквозь которое необходимо проходить верблюду. А что же мой родитель? Ну где, ну где, я спрашиваю, видел он мыслителя с такой мускулатурой?! Он вообще когда-нибудь философа видел?! Найти философа-атлета также трудно, как и атлета-философа. Разве только Платон… Ну хорошо, допустим, я грек. Допустим. Тогда какого исторического периода? Мне-то самому кажется, что эллинистического. Я грек эллинистического периода. Стоп: а борода?! Точнее, её отсутствие? Тогда так: я грек эллинистического периода, живущий в Риме. Теперь вроде бы неплохо. Остаётся одно: определить – к какой философской школе я принадлежу, кто я: платоник, перипатетик, киник, мегарик, киренаик, стоик, эпикуреец? Мниться мне, что мой родитель задумывал меня как киника или стоика, хотя, видит Бог, я сам совсем не склонен относить себя ни к тому, ни к другому, ибо страстно люблю красоту и ненавижу позёрство. Не совсем по душе мне и Платон с Аристотелем, хотя у них и можно найти много хорошего. Однако я никогда не мог понять человека, променявшего лиру на abolla , да и к тому же я не боюсь смерти и не умею льстить и прислуживать тиранам. Поэтому я делаю вывод, что я чистой воды эпикуреец. И мне тем более приятно осознавать себя таковым, что я вижу, что эпикуреизм и поэзия прекрасно уживаются друг с другом, доказательством чему – Лукреций, являющийся как бы поэтическим воплощением Эпикура. Вот уж кто бы никогда не стал, как Платон, говорить об исконной вражде между философией и поэзией. Впрочем, может, я излишне пристрастен к Платону! Но с другой стороны, зачем же ради философии отрекаться от поэзии и делать последнюю прислужницей первой? К слову, Данте, Гёте, Леопарди поступали иначе. Философ в них склонял голову перед поэтом и таким образом Аристотель, Спиноза вкупе с другими мыслителями были незримой основой их великой и прекрасной поэзии. У тех же, кто действовал наоборот, как, например, мощный русский философ-поэт Владимир Соловьёв, у тех в прозе всегда оказывалось слишком мало поэзии, а в стихах – слишком много прозы. Но будет об этом. В конце концов,